В гостях у Анатолия Луппова

17 марта 2021 года мне посчастливилось побывать в гостях у известного композитора, профессора Казанской государственной консерватории Анатолия Борисовича Луппова. Мы долго разговаривали о музыке, о жизни, его учителях и учениках…

— Анатолий Борисович, расскажите о Вашем учителе Альберте Семеновиче Лемане.

— Моя творческая биография — это заслуга Лемана. Это замечательный трамплин, с которого можно было прыгать в творческую жизнь. Что касается преподавания Лемана…

Конечно, мой любимый педагог был другой – в училище Константин Романович Гейтс (Йошкар-Ола) – пианист и композитор. Он заразил меня композицией. С семнадцати лет я пошел к нему, начинал с баяна. У меня были сногсшибательные успехи. Но он сказал, что баян – это не мое. Затем я поиграл на кларнете, виолончели, потом стал заниматься на фортепиано. Я заканчивал музыкальное училище фортепианным концертом Грига, сам оркестровал первую часть.

Как пианист я поступил к В.Г.Апресову в Казанскую государственную консерваторию (это был любимый мой педагог после Гейтса).

Как-то на втором курсе консерватории ко мне подошел Альберт Семенович Леман и попросил сыграть произведение его ученика Николая Бажова. Я быстро выучил и сыграл его концерт. Когда разбирал это произведение, я подумал: «Но так-то и я могу сочинять». Летом я сочинил две прелюдии и показал Леману, на что он сказал: «Будем заниматься». Так я стал учиться на двух факультетах – фортепианном и композиторском.

После обучения Владимир Григорьевич Апресов взял меня своим ассистентом, позднее дал мне класс студентов. Лет пять я работал преподавателем фортепиано, выпустил двенадцать пианистов. И постепенно я стал приближаться к композиторской кафедре. Сначала мне дали вести оркестровку. А после отъезда Лемана в 1969 году, я стал преподавать композицию. В 1970 году я стал заведующим кафедрой композиции и более двадцати лет ее возглавлял.

Что могу сказать о преподавании Лемана – он очень двигал хорошо к выпуску. В течение всей учебы он занимался со всеми сразу с первого по пятый курс. Индивидуальных занятий не было. Мы показывали свои сочинения, обсуждали их и тем самым учились друг у друга. Это была очень хорошая система, благодаря которой мы воспринимали музыку и свою и своих коллег и критически, и положительно. Это дало свои плоды.

Леман постоянно призывал к современной музыке — не бояться диссонансов, этого очень выразительного приема. Альберт Семенович приводил в пример Шостаковича и Прокофьева. Он их не играл, но призывал изучать их произведения, с таким же отношением ко времени, с каким они относились, как воссоздавали это время в музыке. За роялем Леман всегда приводил в пример классические произведения — Бетховена, Шопена. Большое внимание уделял теме и ее развитию, логике построения, контрастности, конфликтности, кульминации, но с опорой на классические традиции с добавлением ярких диссонансов. Шостакович и Прокофьев никогда не ломали форму и вместе с тем наполнили ее таким содержанием, что это потрясающе! Такая музыка всегда будет жить!

Сейчас сонатная форма устарела. Я последние годы не советовал студентам придерживаться ее. Контраст — это совсем другое. Но сонатная форма стала некоторым шаблоном для бездарности. Любой может освоить форму и будет писать, а музыки-то нет.

Музыка, которая трогает Душу (а такой очень мало), которая интересная, ведет слушателей за собой, вот она будет всегда жить. Второй день нахожусь под потрясающим впечатлением. По каналу «Культура» идет цикл исторических концертов великих дирижеров. Вот Леонард Бернстайн — личность феноменальная в истории музыки — большой пропагандист. Он гениально играл с лондонским симфоническим оркестром Пятую симфонию Шостаковича. С баварским оркестром дирижер Георг Шолти играл «Дон Жуана» Рихарда Штрауса и сюиту «Ромео и Джульетта» Прокофьева. Нужно так относиться к музыке как они! Вот так и надо относиться!

Очень важно самообучение после консерватории! Консерватория дает только основу. Я перелопатил все, начиная с Веберна, Шенберга и моего большого приятеля Альфреда Шнитке (мы вместе участвовали в одной программе на концертах на гастролях).

— Расскажите о Вашей методике преподавания композиции.

— Я не знаю свою методику преподавания. Я так же призываю, как и Леман, к современности. Музыка в данное время должна быть загадкой, которую слушатель должен разгадать. Музыка должна быть таинственной и очень контрастной. Ни одна страница партитуры не должна пройти без интересных вещей. К примеру, Стравинский поломал все правила, особенно в оркестровке. Все делал шиворот-навыворот. А как это звучит! Гениальное произведение – «Симфония псалмов». Стравинский начинает с католического песнопения, а там все по-разному играют деревянно-духовые и струнные, единым звуковым потоком, который идет и идет… Страшно интересно! Финал (когда поет последний хор) – это фантастика. Стравинский не был сердечным композитором, он не трогает Душу как Чайковский, Шуман, другие композиторы; у него все интеллектуально, действует на разум. И в конце «Аллилуйя» — это потрясающая интонация! Вот это гений!

Я развивал традицию Лемана — пытался проводить групповые занятия. Потом учеников становилось меньше, и я стал заниматься индивидуально. Но даже занимаясь индивидуально, я сохранил наказы Лемана — призыв к раскрытию современных сюжетов, современной жизни и даже каких-то явлений природы, но только своим языком!

— Как Вы относитесь к импровизации?

— К импровизации отношусь очень хорошо, потому что сам любитель импровизировать. Импровизация помогает раскрыть композиторский талант, но записывать импровизацию нельзя. В процессе импровизации можно наткнуться на какую-то тему и тогда записать ее. Тема — это самое главное в сочинении! Все-таки это тема! Если нет главной темы и ее повторения в процессе сочинения, то нет сочинения. Шостакович правильно сказал: «Нет темы, нет сочинения» — вот, афоризм!

— Вы воспитали плеяду учеников, и они все очень яркие и индивидуальные. Как Вам удается раскрыть эту индивидуальность?

— Вот это я не знаю. У меня шестьдесят учеников и нет ни одного похожего на другого. Я стремлюсь к этому, но я не знаю, как это получается. Это тайна, которая для меня самого не понятна. Вот каким образом? Я единственное говорю: «Вы, самое главное, работайте, а потом определимся».

Вот я знаю одно. Когда я вижу какие-то необычные интонации у ученика, свойственные ему, я стараюсь сделать так, чтобы эта интонация у него закрепилась, потом следующая и так далее…  В результате набирается целый букет своих собственных интонаций.

Интуиция — это такая вещь… Первоначально я сказал, что не понимаю своей методики преподавания, и вот случайно с Вами я раскрываю сейчас эти тайны. Совершенно случайно!

Если бы Вы слышали моего самого талантливого ученика — это Аркаша Манджиев. Сейчас это национальный герой Калмыкии, в полном смысле этого слова! Когда он в консерватории учился, он написал оперную сценку «Снежная королева», и ведь сыграли еще студенты. Необыкновенный талант! Сейчас ему 60 лет. Он приезжал на мой юбилей и подарил мне национальный халат. Так вот, он написал первую калмыцкую оперу о той трагедии калмыцкого народа, когда в 1944 году Сталин выслал всех калмыков в Сибирь и они все там поумирали. Он написал две прекрасные симфонии, посвященные этой теме. Но! После он понял, что для народа это не так важно. Это только для узкого круга любителей. Он начал писать песни. И вот тогда он действительно стал народным героем. К сожалению, симфонии сейчас не актуальны.

Что еще важно в работе со студентами – это национальный момент. То есть музыка должна быть ярко национальной, тогда она всегда будет иметь успех. Сочетание национального с современными средствами – это самое главное в моем преподавании. Народная музыка — основа для любых экспериментов. Додекафония, серийная музыка может включаться, когда есть национальная основа. Вот этот момент очень важен в моей педагогике.

Тогда существовали два издательства – «Музыка» и «Советский композитор». И у меня полно сочинений, которые изданы. Тогда не все издавали, но я очень легко, почему-то, проходил фильтр редколегии. Хотя я не был никогда членом партии. Как меня не тащили, но я не пошел.

Сейчас для меня большая радость то, что издает консерватория. Вышел сборник из тринадцати пьес для флейты. Это очень дорогой мне сборник, который вышел благодаря профессору кафедры флейты Ани Смирновой. Здесь мне особенно приятно, что напечатаны мои атональные пять пьес. А флейта для этой музыки необычайно точный инструмент. Вот когда человек говорит и скрывает свои мысли – вот это флейта. Она играет, но за этими звуками скрыта мысль. Вот это все заложено в такой интеллектуальной музыке. Дмитрий Антонов был такой первоклассный флейтист, которому посвящены эти пьесы. Он единственный, кто по-настоящему понимал такую музыку и удивительно ее играл. Запись его исполнения у меня сохранилась.

Я во многом обязан Нине Варшавской. Недавно вышел сборник моих вокальных сочинений и сочинений моих учеников на стихи Ольги Левадной. Половину вокальных сочинений замечательно пела Нина Варшавская.

— Анатолий Борисович, благодарю Вас за такую увлекательную беседу! Была счастлива пообщаться!

— Взаимно!